Традиционно День журналиста отмечается 6 июня. Мы решили поздравить коллег раньше всех, пригласив к разговору телевизионных и газетных репортеров, стрингеров, независимых фотокоров, которых называют фронтовыми или военными, хотя это люди гражданские, и у них нет ни воинских званий, ни знаков отличия. Награды, которыми гордятся, есть. А погоны отсутствуют.
Эти журналисты снимают и пишут о Донбассе. Не раз бывали там в командировках. Их видеосюжеты, интервью, фоторепортажи с передка ставят прямо с колес, с пометкой «Срочно», в ленты ведущих информагентств, интернет-ресурсов, вечерние и ночные выпуски теленовостей, текущие номера ежедневных газет и еженедельников. Закон новостийного жанра незыблем: лучше никогда, чем поздно. И вечная борьба за право быть первым. Военные корреспонденты — это ответственность и объективность, честность и оперативность, дисциплина, четкость, стрессоустойчивость.
Обозреватель: «хочется снять освобождение родного Луганска»
Обычно, когда украинские военные берут под контроль тот или иной населенный пункт Донбасса, тележурналисты и операторы идут вслед за ними и оказываются на месте событий постфактум, после того, как армейцы закрепились на новых позициях. Но настоящий фарт, журналистская удача — если съемочная группа работает одновременно с ними.
— На Дебальцевском направлении бойцы армейского спецназа проводили операцию в районе населенного пункта Рассадки. Долгое время село находилось в «серой зоне». Оттуда выехали все жители, и при обстрелах боевики использовали их дома как прикрытие. Нам с оператором повезло быть вместе со спецназовцами от подготовки операции до ее реализации. Это было круто — снять работу спецподразделения непосредственно в реальных боевых условиях на передовой, в зоне, которая до этого не контролировалась ВСУ. Подразделение небольшое, несколько человек. И мы с оператором. Могло быть что угодно — растяжки, засада… Было ли опасно? Было. Но где опасно, там интересно. И наоборот.
Иногда военные предпочитают не брать на боевые задания журналистов, дабы лишний раз не рисковать. Приходилось с таким сталкиваться?
— Лично мне нет. Многое от командира зависит — лоялен ли к журналистам и возьмет их на позицию либо откажет. Хотя, оформляя аккредитацию для работы в зоне ООС, каждый из нас принимает персональную ответственность.
Александр — луганчанин. Помогает ему это обстоятельство или мешает?
— Скорее всего, это некая дополнительная мотивация продолжать то, чем занимаюсь на протяжении последних лет: ездить на передовую, показывать все, что происходит, доносить оперативную информацию зрителям, включая и тех, кто устал от новостей оттуда… То, что я из Луганска, больше мотивирует. Хочется снять репортаж об освобождении родного города. Мечтаю войти в него вместе с украинской армией, снять, как вывешивают украинский флаг. Война и все с ней связанное — больше чем личная история и профессиональный долг. Потому на фронт ездил и буду ездить.
У журналистов, как у военных, есть неписаные правила, приметы. Махов не суеверен, но…
— Не нравится, когда, провожая в командировку на Донбасс, желают быстрее возвратиться… Что значит быстрее? Еду на неделю, две, три, стало быть, и вернуться должен через столько же. Раньше только в одном случае — вдруг что-то случится… А так отработаю свои две недели, допустим, и через две недели вернусь. В какой-то момент я решил, что сам за себя в ответе и что-то может пойти не так… Но заморачиваться, верить в предрассудки, думать о том, что не повезет, если с полпути вернулся, такого себе не позволяю. Это мешает, отвлекает от работы, жизни. Стараюсь не накручивать. Просто делаем свою работу. Конечно, рискуем не каждый день. Но иногда за командировку бываем там, где и военным стремно, а уж гражданским журналистам, каким являюсь, и подавно. А стремно — значит, зрителю будет интересно…
Блогер: «Пробыли не два дня, а десять»
Еще одна наша собеседница родом из Донецкой области. У нее и сейчас там живут родители. Война их разделила. Хотя и сейчас девушке удается проведать родных. Но о том, чем она занимается, те не знают. Поэтому настоящие имя и фамилию попросила не указывать либо изменить — из соображений личной безопасности. Так будет лучше для всех, сказала нам.
— По сути, все командировки на Донбасс непростые, особенно на не подконтрольную Украине территорию, где тоже приходилось бывать. Запомнилась Авдеевка, январь 2017-го. Там долго держалось затишье и относительное перемирие. Мы поехали снимать гуманитарную историю. Планировали пробыть максимум два дня. Соответственно и экипированы были легко. Даже бронежилеты брать не хотели — ну что с ними возиться. Прихватили в последний момент… А приехали на место, и начались активные боевые действия. Таких сильных обстрелов, сказали нам, полгода до этого не было. И мы вынуждены были остаться на целых десять дней.
Артиллерия работала постоянно. И был еще один неприятный сюрприз — мороз:
— Днем — минус 14, ночью — до 20 градусов, а у нас в дорожных сумках по одному только свитеру. Авдеевка была без электроэнергии, без обогрева. В городе толком ни поесть, ни кофе попить — его только в одном месте готовили на газовой горелке… Были проблемы с ночлегом, номер в гостинице не так просто найти. Спали урывками по три-четыре часа где придется… Вода из крана ледяная, горячей и теплой вообще не было… В помещении холодно. На улице — мороз. В машине не работал термостат… Так что командировка запомнилась в первую очередь адским холодом, ну и обстрелами, конечно. Но холодом больше. Думали, подхватим воспаление легких. Удивительно, никто не заболел.
Не пожалела ли о поездке? Отвечает отрицательно:
— Мне кажется, коллегам было так же трудно. И выматывались не меньше. Просто попеременно садились за руль, а я — нет. Ну, броник было тяжелее носить. А с другой стороны, он от ветра защищал. Отработали мы нормально — все, что планировали, отсняли, записали и выдали, даже с лихвой. Так что довольны…
А самое сильное впечатление вот от чего:
— Поймала себя на мысли, что одни обстреливают многоквартирный дом, где я когда-то жила, а из этого дома, из которого давно все выехали, стреляют по нашей группе, и мне в том числе. Вот это резануло очень сильно, и не проходит…
Есть ли у блогера запретные темы, некая грань, которую нельзя переступить?
— Внутренний цензор, наверное, сильнее каких-то внешних табу. Есть темы острые, чувствительные. Например, насилие, проституция на войне… Об этом можно написать хайпово, да нужно ли? Не уверена. Имя себе на этом точно не заработаешь. А налажаешь — век не расхлебать. Поэтому да, внутренний цензор присутствует. Считаю, так должно быть. О войне надо писать честно, без желтизны. Если хочешь, чтобы уважали тебя и то, что делаешь.
Фотокор: «Донбасс давно уже не тема №1 для западных СМИ»
Анатолий Степанов — коренной киевлянин. Один из фотокорреспондентов, которые очень близко воспринимают тему Донбасса. Так о нем отзываются коллеги, достаточно ревностно относящиеся к творчеству конкурентов. Его блестящие фоторепортажи публиковались авторитетными мировыми агентствами, известными журналами, периодическими изданиями. У Анатолия сотни подписчиков в социальных сетях. Многие пишут, что его работы обязательно должны войти в книгу о войне — столь оголенный в них нерв событий, столь беспощадна суровая правда жизни…
Слово — мастеру:
— В командировках на Донбасс я был трижды — в апреле, августе и сентябре 2014-го. После этого езжу на войну сам, по собственной инициативе и под личную ответственность. В командировки никто не посылает. Из тех трех самой трудной, без сомнения, стала первая — апрельская. Впору было сойти с ума. На моих глазах разыгрывалась ужасная драма под названием «Русская весна». Украину грубо, бесцеремонно вовлекли в войну. И «Русская весна» стала самым подлым и вероломным явлением в ее современной истории…
Вместе с тем, полагает Степанов, от этой странной войны уже изрядно устали — и в Украине, и за рубежом:
— Где-то с середины 2015 года интерес со стороны западных СМИ начал угасать. Я по-прежнему ездил на Донбасс, освещая происходящие там события, общаясь с людьми, снимая то, что видел, чему был свидетелем… Никогда не забуду 16 июля 2016-го, когда работал на позициях украинских военных под Красногоровкой. Провел вместе с солдатами ночь в окопе, снял боевые действия. А когда по выходу с позиций позвонил тогдашнему редактору, то услышал: сегодня случился переворот в Турции, вот это новость номер 1, но не то, что ты снял… Война на Донбассе превратилась в нечто будничное, рядовое. О ней уже три года назад понемногу стали забывать даже в крупных городах Украины, не говоря уже о европейцах. Ее практически нет в информационном поле западных СМИ. О войне предпочитают говорить меньше и меньше, отодвигая на задний план. Меня это очень расстраивает. Тот, кто хоть раз видел войну, не забудет ничего. А к этой приучают привыкнуть других. Так не должно быть.
У каждого из работающих на Донбассе спецкоров есть несколько личных историй, о которых не часто и не очень охотно рассказывают. Есть такие и у Анатолия:
— Могу сказать, что у меня еще как минимум два дня рождения… 23 ноября 2014 года, не имея достаточного опыта военного репортера, отправился поснимать по улицам обстреливаемого из тяжелой артиллерии Дебальцево. Сейчас уже точно знаю — этого категорически нельзя делать. А тогда просто бродил и… попал под артиллерийский залп. Остался жив, и чудом не был ранен, но потрясение испытал сильное. Несколько фото вышли в агентстве Франс-пресс. Хотя, объективно говоря, они в полной мере не отразили ни того страха, ни шока, который испытали в той ситуации люди. Личные же впечатления были настолько сильны, что через полтора года написал рассказ «Под огнем». Его можно найти в интернете. И фотографии там говорят сами за себя… Еще одним днем рождения стало 10 мая 2017-го: по позиции, где находился вместе с нашими бойцами, начал работать сепарский танк. Это было на Бутовке. Чтобы не спятить, снимал происходящее на видео. Оно и сейчас перед глазами…
Спецкор: «Плюсы и минусы известности»
Один из самых известных и узнаваемых тележурналистов Украины — Андрей Цаплиенко объездил полмира. Бывал в самых горячих уголках планеты. Видел смерть, кровь, боль. Его трудно было чем-то удивить. Но то, с чем встретился на Донбассе, совершенно иного свойства:
— Приезжаешь туда, где бывал до войны, и глазам не веришь… Никогда не думал, что линия фронта под Дебальцево будет проходить по трассе, которой колесил много раз, а в придорожном кафе, где останавливался когда-то перекусить, с началом войны появится медпункт батальона, куда будут привозить раненых, я буду снимать их, а у вышедших из-под обстрела брать интервью и радоваться с ними, что вырвались живыми… Это все стало настоящим шоком…
Популярного тележурналиста узнают и военные, и гражданские:
— В тебе видят человека, которому можно доверять, как старому знакомому, идут на контакт, и это хорошо. Есть и минус: скрытую операцию, журналистское расследование по ту сторону уже не проведешь — вычислят, опознают, и неизвестно чем все закончится. Вот это сильно усложняет работу, ведь ты же ее все равно должен делать…
Андрей вспоминает эпизод пятилетней давности:
— Нас вывозили через блок-посты, которые лишь начали появляться, можно сказать, контрабандно — боевики узнали, где мы находимся, и устроили за съемочной группой охоту… Нам об этом случайно стало известно. Мой оператор на съемной квартире уже немного расслабился, а тут звоню я и говорю: «Бери только самое необходимое. Остальное бросай и выходи. Но только после того, как услышишь условный сигнал. Прыгай в машину и едем. Только не задавай никаких вопросов — куда, зачем и почему такая срочность…». Дело в том, что наши мобильные телефоны прослушивались, и одно неосторожное слово могло все перечеркнуть… Так и пришлось сматывать удочки… Мы подъехали к подъезду, прозвучал условный сигнал, оператор выбежал, запрыгнул в машину, и рванули. В общем, уезжали с приключениями, зато без потерь. Так что популярность — не всегда плюс…
Случались ли проколы, когда уже отснятый сюжет по какой-то причине не шел в эфир?
— Такое в моей практике было лишь один раз — на прежнем месте работы с руководством возникли разногласия относительно контента отснятого материала… Мне как автору претит, чтобы в творчество опытного военного корреспондента пытался вмешаться редактор, который дальше офиса не бывал, пороха не нюхал и на передок не выезжал. Исправить грамматическую ошибку, литературно обработать фразу, слово — с этим все понятно. Но обстановку на месте событий лучше знает тот, кто там был.
В репортажах из зоны боевых действий журналисты показывают и братьев наших меньших. Собаки, кошки, а порой и их дикие сородичи нередко скрашивают аскетичный быт военных, разнообразят редкие минуты досуга, не дают зачерстветь.
— Как-то зимой были на позиции украинских военных у села Желобок, — рассказывает Цаплиенко. — Там одно время шли активные боевые действия. А потом стрельба поутихла. И вот идем с проводником, у оператора камера, оснащенная прибором ночного видения. И вдруг слышим какие-то непонятные звуки. Не то жалобный плач, не то мяуканье. Проводник говорит: «Так это же Укросепар!». Мы переглянулись, что еще за кадр? Оказалось, брошенный хозяевами красивенный пушистый дымчатый кот — загляденье. Но не простой…
Он, можно сказать, был слугой двух господ: то у наших военных столовался, то у сепаров, которые недалеко, через бруствер, обосновались. И те, и те ему всегда лучший кусочек приберегали, гладили-холили-лелеяли. Так и курсировал по очереди — к одним и другим.
— Короче, Укросепар полностью оправдывал свое прозвище со смыслом, и даже отзывался на него, — смеется Андрей. — Мы провели с ним воспитательную беседу, взывая к гражданской совести, что нехорошо поступать так, как некоторые жители Донбасса себя ведут — и вашим и нашим. Котяра вроде все понял, принял к сведению, но в итоге выводов не сделал — мяукнул, развернулся и… снова перебежал по ту сторону. До сих пор не понимаю, куда в него столько влезало…
Заметки на полях: что помнится из поездок на фронт
…Съемочная группа одного из ведущих телеканалов долго искала позицию ВСУ недалеко от населенного пункта Золотое. В 2015-м еще не было пресс-офицеров — они начали сопровождать цивильных журналистов позже. Перемещаться, договариваться с военными приходилось самостоятельно. На одном из блок-постов автомобиль телегруппы остановили двое в балаклавах и с оружием. Ни знаков отличия, ни нормальной, пиксельной формы. Сам блок-пост хлипкий, временный. Закрались подозрения, что это не украинские военные, а боевики. Один в балаклаве на русском строго спрашивает: «Кто старший?». Журналист отвечает: «Я». «Выходи!». Тот выходит из машины. «За мной!». И ведет за пригорок. Оператор и водитель, мягко говоря, в замешательстве. Журналист тоже. Кажется, все, приплыли. И уже приготовились к подвалу, пыткам… Но это были наши. Узнав, куда едет и что ищет телегруппа, указали направление и отправили… Сейчас о том пригорке вспоминают с улыбкой. А тогда приуныли.
…Уезжая из Широкино, местные жители бросили двух домашних мопсов. Наши военные, естественно, не знали, как их на самом деле зовут. Но пропасть не дали. Подобрали, накормили, обогрели, приютили. Песики были суетливые, шумные, и им по приколу дали клички — Геринг и Геббельс. Несмотря на склочный характер обоих, относились к ним с симпатией и после ротации забрали с собой.
…В Зайцево в начале войны служил парень, у которого были серьезные проблемы со спиной — не мог нагибаться. Поэтому во время обстрелов падал в окоп плашмя. Из-за этого у него был позывной — Тетрис.
…Приехала телегруппа на позицию, расспрашивает, что да как. Бойцы отвечают: полно гадюк развелось, так хохмы ради наловчились из них шашлыки готовить (вьетнамцы, корейцы едят — и ничего). Пригласили и журналистов попробовать деликатес на зуб. Завели на полянку — точно, целое гнездо. Дали подержать одну за хвост. А та вялая какая-то, почти не сопротивляется. Видимо, уже смирилась с незавидной участью. Журналист ее пожалел и говорит бойцам: «Ребята, вы бендеровцы?». Те говорят: «Так точно! Они самые». — «Укропы?». — «Укропы!». — «Не корейцы?». — «Та не, что ты…». — «Ну и как же это вы змеюку есть будете? Разве у нас их на шашлык крошат?». В общем, отговорил военных от кулинарной затеи. А приговоренную к смертной казни жертву отпустили, и она уползла в сторону сепаров. По мнению спасителя, мудрая тварь обрела веру в человечество и, возможно, отблагодарит его когда-нибудь в следующей жизни…